Меню
Жизнь святого чудотворца Димитрия, митрополита Ростовского и Ярославского, составленная усерднейшим почитателем великого святителя Д. Приклонским. — стр.№4
Предыдущая стр.№3 Следующая стр.№5
Святителя отлично почитали все особы царского семейства: вдовствующая царица Параскевия Феодоровна, бывшая супруга царя Иоанна Алексеевича, и сестры государя — благоверные царевны Мария, Феодосия и Наталия Алексеевны — часто езжали в Ростов к нему на благословение и жаловали его рясами, также и другими дарами. Из них угодник приказал изготовить при жизни своей архиерейские облачения на смертный случай, в котором был погребен и в котором доныне почивает. Следующее письмо, писанное рукою святого Димитрия, служит доказательством даже дружеских отношений, существовавших между им и Царским домом.
«Великой государыне, благоверной царице и великой княгине Парасковии Феодоровне. Ваш государский богомолец смиренный Димитрий, митрополит Ростовский, Всесвятого Бога моля, челом бьет.
Во известие тебе, Великая государыня, благоверная царица и великая княгиня Парасковия Феодоровна, доношу сего октября 18-го дня от Вашей государской пресветлости стольник Василий Алексеевич Юшков в Ростове Вашу государскую милость мне возвестил и жалование преизрядное: водки в четырех сосудцах стеклянных, именуемых бутылках, и капусту красную три кочаны объявил и вручил. Аз же смиренный таковую Вашу государскую ко себе милость и выше именнованное жалование приях, благодарственно и смиренно челом бью и кушаю во здравие про Ваше государское здравие, и за сие Ваше государское милостивое ко мне, богомольцу Вашему, жалованье долженствую аз о Вашем государском многолетном здравии Премилостивого Бога молити всегда».
Дар царицы Российской митрополиту 4-х бутылок водки и трех кочанов капусты — не есть ли подарок дружественный, явно доказывающий искреннейшие их между собой отношения!
Царица Прасковья Федоровна Романова, урожденная Салтыкова
Но чем более трудился святитель над сочинением разных полезных толкований, проповедей, молитв и других душеспасительных поучений, лишая себя даже необходимого сна, чтобы воспользоваться временем, тем более усиливалась в нем чахотка. Одно строжайшее воздержание поддерживало жизнь его, ибо нигде не видно, чтоб он лечился. При том же в то время, может быть, в одной российской столице находились искусные врачи, но в губернских городах, или по тогдашнему воеводствах, вероятно, их не было. Угодник, весьма чувствуя свою болезнь, следовательно, имея всегда неизбежную смерть перед глазами, зная же кроме того, что при кончине важного лица бывают немалые розыски его имущества, решился заблаговременно составить Духовное завещание свое, дабы через то прекратить могущие воспоследовать для служителей его неприятности. Завещание это, писанное собственноручно святителем, есть лучшее изображение добродетельной его души и жизни:
«Еже от юности моея не собирах (сие не тщеславяся реку, но да искателем моего по мне имения вестно сотворю). Отнелиже бо приях святый иноческий образ и постригохся в Киевском Кирилловском монастыре в осьмнадцатое лето возраста моего и обещах Богови нищету изволную имети, от того времени даже до приближения моего ко гробу не стажавах имения и мшелоимства, кроме книг святых, не собирах злата и сребра, не изволях имети излишних одежд, ни каких убо вещей, кроме самых нужд, но нестяжание и нищету иноческую духом и самым делом по возможному соблюсти тщахся. Не пекийся о себе, но возлагая на Промысел Божий, иже никогда же мя остави, входящая же в руце мои от благодетелей моих подаяния и яже на начальствах келейный приход, тыя истощевах на мои и на монастырские нужды, идеже бех во игуменах и архимандритах. Такожде и во архиерействе сый не собирах келейных (яже немноги бяху) приходов, но ово на мои потребы та иждивах, ово же на нужды нуждных, идеже Бог повелел.
Никтоже убо да трудится по смерти моей, испытуя или взыскуя каковаго либо келейного моего собрания, ибо ниже на погребение что оставляю, ни на поминовение, да нищета иноческая наипаче на кончине явится Богу. Верую бо, яко приятнее Ему будет, аще и едина цата по мне не останет, неже еда бы многое собрание было раздаваемо.
И аще мне тако нища никто же восхощет обычному предати погребению, молю убо тех, иже свою смерть памятствуют, да отвлекут мое грешное тело во убогий дом и тамо между трупиями да повергнут. Аще же владычествующих изволение повелит мя умерша погребсти по обычаю, то молю христолюбивых погребателей да погребут мя в монастыре святого Иакова, епископа Ростовского, во угле церковном, идеже место ми назнаменовах, о сем челом бью.
Изволяй же безденежно помянути грешную мою душу в молитвах своих Бога ради, таковый и сам да поминовен будет во Царствии Небесном. Требуяй же за поминовение мзды, то молю да не поминает мя нища, ничтоже на поминовение оставльша. Бог же да будет всем милостив и мне грешному во веки. Аминь.
Сицевый завет — се моя духовная грамота, сицево о имении моем известие. Аще же кто известию сему не емля веры, начнет со испытанием искать по мне злата и сребра, то аще и много потрудится, ничтоже обрящет, и судит ему Бог.
Писася в богоспасаемом граде Ростове в дому архиерейском в лето 1707 апрелия в 4-й день».
Изразцовая печь в палатах Ростовского архиерейского дома. Св. Димитрий во время болезней грелся у таких печей. Возможно, даже именно у этой
По писании сего духовного завещания святитель известил о том друга своего, бывшего тогда блюстителем Патриаршего престола в Москве, митрополита Рязанского Стефана Яворского с заключением между ними обоюдного условия: одному из них отпевать и хоронить прежде умершего, что впоследствии и было исполнено митрополитом Стефаном.
Святой Димитрий, очень часто изнемогая от занятий и от болезни, имел обыкновение лишь только почувствует себя хуже, то посылать в семинарию приказ прочитать ученикам пять раз молитву «Отче наш» в воспоминание пяти язв Спасителя на руках и на ногах, и в прободенном ребре. И тогда святитель получал облегчение. Больной посещал свое училище и увещал воспитанников, призвав в помощь Создателя, учиться как можно прилежнее, а жизнь вести во всяком воздержании, целомудрии и чистоте. Также часто говаривал им: «Аще сподоблюсь от Господа получить милость, тогда и об вас буду Его молить, дабы и вы такожде получили от Него милость. Писано бо есть: Да идеже Отец, ту и слуга Мой будет».
Св. Димитрий во время болезни призывал учеников своей школы для чтения молитв. Литография 1861 года
В декабре в праздник Рождества Христова Московская славяно-греко-латинская академия в знак особого уважения к святителю Димитрию прислала посвященную имени его конклюзию с учителем философии иеродиаконом Стефаном Прибыловичем, который поднес оную преосвященному публично в Крестовой палате 26-го декабря.
Через два дни угодник писал к старшему Виленского Свято-Духова монастыря весьма замечательное письмо, в котором видна не только духовная, но и светская его образованность. Король шведский Карл XII воевал тогда с Петром Великим в Литве, и, как видно, шведы не щадили православной обители, где св. Димитрий некогда, а именно 1677 года, пользовался дружелюбным гостеприимством. Игумен, или так называемый старший сего монастыря, описывая бедственное всей братии положение, просил, как заключить должно, вспомошествования, а святитель ничем помочь не мог. Его учтивый отказ изъясняет при том и собственное неудовольствие на разные нововведения.1
«Высокопреподобнейший отец старший Виленский, мне во Христе любезный отец и брат! Приятен для меня письменный Вашего высокопреподобия отзыв, но злоключение, о коем Вы меня уведомляете, неприятно. Что ж делать? Должно с терпением сносить, чего убежать не можно: авось либо даст Бог лучше. Сожалею о том великом разорении места святого! Увы! Сколь великие вещи от малейшей исчезают причины. Паче же всего Вашему терпению святому состражду. Великим сие Вашему преподобию послужит избавлением: сладчайший бывает многими бедствиями приобретенный плод; его же Бог любит, наказует. Хорошо и потерпеть, когда инако быть не может. Много и у нас утеснений. Одни умирают, а другие и смерти не знают.2 Подлинно великое вы претерпеваете разорение, но не меньше и у нас оных. Кто многим не подвержен злостраданиям! 3 И мужам свойственен гнев.4 В том разве одном различествуем мы между собою, что нам беда от своих, а Вашему преподобию от чужих. Но вред, от кого бы оный не происходил, неприятен есть и бесполезен. И свои нас не совсем хорошо приемлют. Не удивляйтесь — время военное. Война питается деньгами, война увеселяется кровью. То же самое и прежде нас бывало! Всякому свой век не нравен: мимошедшие лета ублажаем, но по нашему живем обыкновению.5 Разорения наши сии к лучшему уповательно послужат нам благополучию. Дабы впредь не страшны нам были грабительства, рок от всего сего нас теперь освободил. Никто уже у нас ничего не отымет, когда и сами ничего не имеем. Тот не дает, кто ничего не имеет. Прохожему, ничего не имеющему, не страшен разбойник.6 Рад бы я Вашему преподобию от всея души пособить! Блаженны милостивые. Знаю, что не суетен есть дар, нашим друзьям даемый, и что другому даси, то же всегда будеши у себя имети, но часто и хорошая надежда нас обманывает:7 безводны бывают сии камни.8 Вовсе не имею чем в толикой скудости помочь святому монастырю. О, если бы не в таком плачевном состоянии находился Ростов! Знал бы, а ныне разве со стихотворцем скажу: были мы трояне, была и Троя и знаменитая тевкров слава и проч. Теперь остался только прах и нет кораблям пристанища.9 Несчастье наше всему сему причиною. Мы ни себе пользы, ни другим помощи дать ныне не можем за множество грехов наших. Достойным достойное. Убо о всем буде Богу благодарение, о нас тако изволившему.»10
Свято-Духов монастырь в Вильнюсе. Фотография начала XX в.
Свято-Духов монастырь в Вильнюсе. Фотография 1958 г.
Схоластический слог письма принадлежит тому веку, в котором ученые старались блистать знанием древних писателей. Впрочем следует сознаться, что нельзя вежливые сочинить отказы на просьбу и что не одна обширная ученость, но тонкое даже остроумие святителя особенно здесь замечательно.
В начале 1708 года угодник, отправя обратно иеродиакона Стефана Прибыловича, подносившего ему конклюзию Московской духовной академии, вскоре написал преосвященному Стефану Рязанскому письмо, в котором изъясняя, что не успев написать через философии учителя то, что надобно, по недугам и за праздником, и гостьми, рад бы слышать, что находится требующее исправления в Летописи его, весьма похваленной преосвященным. Но просит не трудиться самому, а поручить преподобному отцу Симоновскому и господину Поликарповичу,11 а кроме того рассудить и дать совет, как на девятом столетии второй тысячи своего Летописца выразился он, о зле греха упоминая: 1) что грех и простительный памятен будет содеявшему, и 2) что Бог во грехах наших сопричаствует. Святитель, не зная, хорошо ли он изъяснил это, полагает не лучше ли обе статьи оставить,12 дабы кто из простейших не вознегодовал. Вот снова убедительное доказательство, как мало смиренный угодник был сам в своих познаниях уверен и как он считал других умнее себя, прибегал к их советам и заключениям.
20 января того же года изволила быть в Ростове царица Параскевия Феодоровна, вдовствующая супруга покойного царя Иоанна Алексеевича. По отъезде государыни он приглашен был боярином Иваном Степановичем Стрешневым ехать в город Лух13 на отпевание и погребение отца его, что святитель исполнил 3-го февраля.
Возвратясь в Ростов, он 24-го февраля написал преосвященному Стефану Рязанскому письмо, коим благодаря за прочтение его Летописца и за сделанные замечания на статьи, требующие исправления, обещается иное поправить, другое переменить, а иное совсем отставить. Хотя начал он писать не с тем, чтоб печатать, однако просит митрополита, если будет время, все, что впредь напишет, прочитать и исправить так, как бы отдать в печать. Столь много дорожит он мнением преосвященного. Потом присовокупляет сии достопримечательные слова: «Авось-либо когда и было так, если бы Господь Бог с помощью Своею нам продлил жития и если бы время нынешнее милосердием Своим наилучшее преложил. Вне уду брани, внутрь уду страхи! Молимся и боимся да не преодолеют грехи наши Божия милосердия и долготерпения. Толико беззаконий, толико обид, толико притеснений вопиют на небо и возбуждают гнев и отмщение Божие! Но о сем помолчим».
Митрополит Стефан Яворский, друг св. Димитрия Ростовского
Эти строки достойны замечания тем, что, как видно, св. Димитрий душевно переживал за все производимое тогда в России, тем более что с 1701-го года Петр Великий ограничивая вообще власть и самое число духовенства, определил число монахов по монастырям, запретил учреждать их вновь, поступать в иночество ранее 50-ти лет от роду и переходить из одной обители в другую без разрешения архиереев. Доходы с церковных имений велено было от архипастырей и монастырских начальников взять и передать в ведение Монастырского приказа; а эти распоряжения нравиться не могли.
Здоровье святого Димитрия, изнуренное с юности непомерными занятиями, видимо исчезало. Следующее письмо, написанное к монаху Московского Чудова монастыря отцу Феологу,14 бывшему тогда справщиком при типографии, явно свидетельствует, сколь он пренебрегал собой, но помышлял только о пользах своей паствы: «Честный отче Феолог, возлюбленный о Христе брат! Устраши мя смерть покойного Иоасафа Колдычевского, друга нашего и моего особого благодетеля. Аще его, толь здравого человека, нестарого, неувечного, трудами не изможденного, смерть не в долгом времени похити, чесо убо мне бессильному надеятися? Страх смерти нападе на мя и страх сугубый, яко не вем дне и часа, в онь же мя смертный суд от Бога постигнет, и яко не готов есмь к смертному исходу. А дело книгописное как останет, будет ли кто охотник приняться за то и вершити? А еще много надобно в том деле трудиться, годом его не совершишь, и другим годом насилу к совершению поспеть, а конец при дверех, секира при корене, коса смертная над главою. Увы мне! Не жаль мне ничего, ниже имам чего жалети: богатства не собрах, денег не накопих; едино мне жаль то, яко начатое книгописание далече до совершения, а еще и о Псалтири помысел бывает. Жаль, что и Апокалипсис брынские богословцы не путем толкуют. Думка за морем, а смерть за плечами. Обаче вся на волю Господа нашего, живыми и мертвыми обладающего, возлагаются».
В этом искреннем признании дружбы опять изливается вся душа угодника! Как истинный отшельник мира, посвятивший себя единому Богу, он не жалеет ни о чем, только о невозможности исполнить предприятия, казавшиеся полезными для вверенного ему Христова стада. И не взирая на беспорочность жития, всегда строгий к самому себе, почитая себя наивеличайшим грешником, боится смерти как неготовый еще к ответу на Страшном Суде. Вот сила убеждения в религии. Вот неоспоримый пример христианского смирения и покорности к всевышнему Промыслу!
Святитель, получив 8-го августа указ прибыть в Москву к празднику Успения Пресвятой Богородицы, отправился из Ростова 10-го того месяца и 13-го числа к вечерне прибыл в древнюю столицу.
Августа 22-го дня святитель служил в большом Успенском соборе и говорил поучение, а 29-го на праздник Усекновения главы Предтечи служил в девичьем Ивановском монастыре и также сказывал поучение в присутствии царевны Марии Алексеевны.
Монастырь Усекновения главы Иоанна Предтечи в Москве. Фотография начала XX в.
На другой день св. Димитрий служил раннюю обедню с панихидой за упокой недавно скончавшегося сына боярина Ивана Алексеевича Мусина-Пушкина, бывшего тогда начальником Монастырского приказа и говорил поучение.
Выехав обратно в Ростов 2-го сентября, он 6-го того же месяца остановился в Александровской слободе и там в девичьем монастыре служил обедню с панихидой за упокой царевны монахини Маргариты,15 сказав поучение. 8-го сентября в праздник Рождества Богородицы, отслушав Божественную литургию в селе Поречье, возвратился к обеду домой.
Главная площадь с храмами великомученика Никиты и в честь Петра и Павла села Поречье-Рыбное Ростовкого уезда. Фотография 1914 года
Из выше приведенного письма его к отцу Феологу видно было желание угодника написать толкование Псалтири. В то время уже существовали рукописные подобные толкования, но не довольно ясные. Намерение исправить их никогда не оставляло его, как можно убедиться из следующего письма, писанного в Москву 8-го ноября 1708 года к отцу Феодору Поликарпову: «Пречестному отцу Феодору Поликарпову Божие благословение. О начатом с Божией помощью нами Летописании хотящим ведати буди известно, яко намерение наше не толико в историях углубляться, елико в нравоучениях и толкованиях Святого Писания поучатися. И аще бых писал чином историографическим, то уже бы совершил начатое. Но кая ми нужда упражняться в писании историй, их же преисполнены многие хронографские книги? Ниже надлежит мне та, яже суть всем известная проповедати. Моему сану, его же несмь достоин, надлежит слово Божие проповедати не точию языком, но и пишущею рукою. То мое дело, то мое звание, то моя должность. Пишу убо, Господу поспешествующу, нравоучения, местами же толкования Писания Святого, елико могу немощный. А истории, яже в Библиях токмо вкратце вместо фемы (заглавия) полагаю и от тех, аки от источников струи нравоучения произвожду. И уже написася по летосчислению 3500 лет, а шестое сто той тысячи пишется. Но не можется скоро писать, не токмо за трудностью дела, но и за моею немощью. Часто изнемогаю, и Бог весть, могу ли начатое совершить, понеже частые мои недугования перо от руки пишущей отъемлют, а писца на одр повергают, гроб же очесам представляют и о смерти думать заставляют. К тому очи, видя, мало видят, и очки немного помогают, и рука пишущая дрожит, и вся храмина тела моего близ разорения. Еще же и ночь сего времени долгая не помощствует ми в делах, а дни кратки и премрачны, и управления, чину моему надлежащие не без промешки. Ныне убо та только, яже написашася прочитую и исправляю, а впредь писать разве даст Бог, как день мало больше будет. И не с таким усилием намерен писать, чтоб скоро книгу совершить, но токмо чтобы и не туне хлеб ясти. А совершение, как Бог устроит, на Его милосердную помощь взираю, как Он восхощет, будет: о Нем есмы, живем и движемся.
А намерен писать токмо до Рождества Христова покое место влечется ветхозаветная Писания Святого история, яже в нашем славянском языке ни от кого же толкованием изъяснися, а по Рождестве Христовом вся уже чтением истолкованная. Деяния же царств римских, греческих и прочих, яже бяху по Христовом Рождестве, не архиерейское дело писать; может то кто-нибудь и мирской человек делать. Довлеет нашему брату Жития святых написанные зрети, ихже совершения сподобил нас Бог благостью Своею. Аз же грешный, аще бы Бог изволил и подал мне немощному помощь, силу и разум с прибавлением жизни моея, хотел бы после сей книги ятися Псалтири, еже вкратце изъяснити ю толкованием: не яко сам на то искусен, но из готовых толкований с Божией помощью собирая. Аще бо и суть у нас на языке славянском рукописные толкованные Псалтыри, но неясны, аки в лесу и пустыне. И зело желается мне того дела, аще бы Бог дал, аще бу коса смертная не пресекла. Обаче должен есмь с Давидом глаголати: пою Богу моему дондеже есмь, — что-нибудь в славу Божию делать долженствуем, да час смертный не в праздности нас застанет. Наскучил милости твоей долгою честью. Простите! Хронологию Вашу послах к Вам. Молю же, егда та у вас упразднится от дела, паки к нам ю не вовся, на на время донележе даст ми Бог управитися с начатым делом. Честности твоей Божия благословения и всех благ желающ. Из Ростова 8-го ноября 1708 года».
Печатный двор в Москве в XVII столетии. Гравюра. Начальником Московского Печатного двора был друг св. Димитрия Феодор Поликарпов
Читатель может удостовериться из сего письма святителя в пламенном усердии его в просвещении управляемой им епархии, а между тем убедиться и в болезненном его состоянии. На другой день 9-го ноября того же года писал он государыне царице Параскеве Федоровне письмо, в котором открывается вся справедливость и кротость добродетельной души угодника.
«Благоверной Великой государыне царице и Великой княгине Парасковии Феодоровне, всея России, богомолец Ваш смиренный Димитрий, архиерей Ростовский, Бога моля, челом бъет. Изволила ты, государыня, по милости своей милосердовати о отставном вдовом попе Давиде села Курбы, дел его не ведая, чтоб ему прощену быть и на своем месте жить по-прежнему. И я, богомолец Ваш, Вашему царскому величеству о том попе, уже тому назад прошло годов два, как он от курбской церкви отставлен, а священства не отлучен, аще и достоин был отлучения, и велено ему пострищися, в коем себе изберет монастыре, понеже грамота государская у нас есть, чтоб вдовых попов постригать. И по той грамоте пострищися ему велели, а на его место того же часа поставихом попа иного, иже и ныне тамо священнодействует без порока. А вдовый поп Давид отставлен по правилам за его неистовство и раскольническое противление Церкви нашей Православной и за хуление книг новоисправленных, и развращение людей простых в прелесть раскольническую, и за лживые его чудеса, и хуление на чудотворную икону Пресвятой Богородицы Толгской, о чем подробну розыскивали. Был в то время в Ярославле и боярин Иван Алексеевич Мусин-Пушкин, и был при нем той розыск. Сам он розыскивал, и обрелася того попа во всем винность, и велел боярин не держать такового развратника и святотатца, и хульника.
Судивше убо мы, отставихом его от церкви, обаче милосердствуя о нем, аще и мне много было от него досады: пред многими бо людьми, хуля мое смиренное имя, нарицал меня еретиком и римлянином, и неверным, и многими бранными лаятельствуя. Обаче аз все то ему прощая Христа ради моего, иже укоряемый противу не укоряше и страждущий не прещаше. Взирая на незлобие Спасителя моего, тому попу простих и священство не запретих, и дал ему волю избрати себе где место в монастыре коем-либо пострищися. А ныне, государыня, когда его паки на прежнее место в село Курбу пустить, то где сего, который ныне тамо служит поп, определить? Как его отставить безвинна? Одного утешить виноватого, а неповинного плакать заставить, праведно ли будет? А к тому и гнева Божия на себе боюсь, егда волка во одежде овчей суща пущу в стадо Христово погубляти души людския раскольническими ученьми. Еще же и государева гнева опасаюся, аще грамоте его государевой, вдовых попов постригать повелевающей, ослушен буду. Молю убо Ваше царское благородие не положите гнева на мя, богомольца своего, что не могу соделати вещи невозможной. Аз же грешный на того попа гнева не держу и не ищу его, и запрещения ему от меня нет, и принуждения к иночеству нет же, как себе хощет. Овца, не слушающая пастыря, волку корысть, а я чист от погибели его. Вашему царскому величеству низко кланяюсь».
Казанский храм села Курба, построенный в 1770 году. Это уникальное церковное здание круглой формы и необычным куполом
Царица Прасковья Федоровна, получив от митрополита такой всенижайший отказ в исполнении ее просьбы, прислала однако ж ему через 15 дней, то есть 24 ноября, в подарок изрядное, как пишется, лисье одеяло. Вот доказательство уважения царицы к святителю и как все уверены были, что он несроден ни к малейшей несправедливости.
18 ноября святитель по делам службы отправился из Ростова в Ярославль и во 2-ом часу ночи приехал в сей город. Видя, что скопище раскольников, хотя и преследуемых правительством, не перестают совращать православных в свою ересь, он на другой день служил литургию в соборной церкви и говорил народу пространное поучение о вере раскольничей неправой и о святой нашей вере православной. 21 ноября на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы угодник совершил литургию в Толгском монастыре, говорил поучение. 23-го числа служил обедню в ярославском соборе, сказывал пространное поучение к народу о вере и четвероконечном кресте, пел собором молебен, а потом обедал у архимандрита Спасского монастыря. 24 ноября, отправясь обратно в Ростов, к ночи приехал домой.
Общий вид храмов Толгского монастыря. Фотография С. М. Прокудина-Горского. 1910 год
1709 год, последний своей земной жизни, святой Димитрий употребил, кроме занятий по должности, на сочинение знаменитой книги под заглавием «Розыск о раскольнической брынской вере», которая напечатана в первый раз в Москве 1742 года.16 Обнаружив дела еретиков, доказав неправоту их веры, вред искаженного их учения для души, пламенное его православие отразилось в этом сочинении, как яркая молния в чистейшем потоке. Наивящее достоинство религиозного произведения сего есть, без сомнения, то, что ныне по прошествии слишком ста лет раскольники не могут хладнокровно слышать имя святого Димитрия Ростовского.
В этом же самом году телесные силы угодника приметно стали разрушаться. Обстоятельство, о котором никогда святитель не упоминает ни слова, но которое не может скрыться от прозорливого взора историка, вероятно, имело значительное влияние на здоровье, уже давно истощенное трудами. По собственным дневным запискам митрополита видно, что он всегда пользовался благодеяниями бывшего гетмана Ивана Мазепы, который брал его нарочно в Москву для представления Петру Великому, что и было исполнено в Троийцкой Сергиевой Лавре 10 сентября 1689 года. Это знакомство решило судьбу архипастыря. Мазепа, заплативший государю за все милости гнуснейшей неблагодарностью, превратясь из верноподданого в лютейшего изменника, взбунтовав часть своего малороссийского войска, поднял на него оружие и 9 ноября 1708 года был предан публично анафеме в глуховском соборе архиепископами: киевским, черниговским и переяславским. За отсутствием вероломного гетмана чучела его была влечена по городу и потом повешена. Весьма быть может, что св. Димитрий по врожденному чувству благодарности, столь свойственному даже бессловесным тварям, внутренне скорбел о несчастной участи прежнего благодетеля своего, тем паче, что он ее вполне заслужил. Следовательно, не достоин был явного сожаления, а чем более печаль утаивается, тем сильнее действует на человеческое здоровье.
В июне месяце угодник освящал в Ростовском Богоявленском монастыре обновленную церковь во имя преподобного Авраамия в присутствии царевен Натальи, Марии и Феодосии Алексеевны, нарочито для сего прибывших. Это свидание преосвященного с царскими благодетельницами его было последнее.
Богоявленский собор Аврамиева монастыря в Ростове Великом. На переднем плане придел преподобного Авраамия Ростовского, оформленный в виде придельного храма, имеющий шатровое завершение. Именно его освящал св. Димитрий
