Меню
«Чтобы алчущие злата не искали оного в моих храминах…»
Н. Н. Визжилин
Отрывок из исторического эссе «Ростов Великий»
Одинокая свеча неярко освещает митрополичьи покои в Ростовском кремле. Тускло поблескивают два глобуса — земной и небесный. По стенам иконы, книги. В углу столярный станок.
За столом над рукописью склонился худощавый старец в очках, одетый в традиционную темно-зеленую ряску. Лицо его выражает озабоченность. Это Димитрий, восьмой ростовский митрополит, в прошлом монах Киево-Кириловского монастыря, попавший сюда по воле самого Петра Великого.
Автор многих сочинений, которые составили ему широкую известность в светском обществе и среди духовенства, на этот раз пишет послание новгородскому митрополиту Иову.
«И аз грешный, волею Господней, на просвещение ростовской земли пришедший, начал было прилагать тщание об учениках, и завел было училище Греческое и Латинское, и поучились было лето два и больше ученики, и начали было грамматике разуметь не зло, но попущением Божьим сотворилась дома Архиерейскому скудость… и оставили учение, понеже вознегодовал питающий нас, якобы многие исходят на учителей и учеников издержки… оскудевши убо во всем, оскудели и в учении.
Преосвещенству Вашему челом бью…»
Что за училище, которое «завел было» ростовский митрополит и почему оно оскудело?
Димитрий, человек, по замечанию Н. Новикова, «острого разума и великого просвещения», тяжело переживал невежество ростовской паствы. Ему не давала покоя мысль, что в городе, в котором существовал Григорьевский затвор с его известнейшим в России училищем, прославленным воспитанниками Стефаном Пермским и Епифанием Премудрым, теперь вместо духа евангельского познания царит «пьянство и объедение».
В память о древней просвещенности Димитрий возобновил училище, в котором преподавались древние языки, богословие, образован был хор и ставились театральные пьесы на сюжеты русской и Священной истории, — о нем-то и идет речь в послании к Иову.
Премного и усердно заботился о своем детище этот необыкновенный человек, имея к такому попечительству все данные — тонкое знание произведений Аристотеля, Горация и других древних авторов, музыкальную одаренность, склонность к поэзии и наукам, мастерское владение древнеславянским, латинским, польским, греческим и еврейским языками.
Надо было обладать высоким авторитетом и смелостью, чтобы писать жалобу на «питающего нас» — Мусина-Пушкина, в ту пору всесильного главу Монастырского приказа, товарища местоблюстителя патриаршего престола, который вознамерился закрыть Ростовское училище.
К тому времени Димитрий дописал последнюю главу Четьих-Миней, своего самого известного произведения, и завершил такие сочинения, как «Собрание нравоучительных слов», «Апология для утоления печали», «Алфавит духовный», «Соборный хронограф о начале славянского народа», форма, язык и стиль которых говорят о высокой образованности и одаренности этого интереснейшего писателя рубежа XVII — XVIII веков.
Оставить без последствий жалобу такого человека, как Димитрий, было невозможно, и она, по выражению С. М. Соловьева, «тяжело легла на память Мусина-Пушкина».
Ростовский митрополит сделался необычайно популярным в русском обществе после множества исцелений больных у его мощей, обретенных во время починки пола церкви Зачатия Святой Анны в Спасо-Яковлевском монастыре.
После середины XVIII столетия паломничество к его мощам сделалось всероссийским, его сочинения и проповеди переписывались и издавались повсеместно, тогда же было создано множество икон и портретов Святителя.
Последние особенно интересны, поскольку то было время, когда российская портретная живопись только зарождалась.
В Ростовском музее издавна представлен, в частности, портрет Димитрия работы В. Л. Боровиковского.1 С него смотрит на нас величавый старец в митре и с посохом в левой руке. Правая возложена на Библию. Изображение идет от иконописной манеры.
Портрет св. Димитрия Ростовского. Худ. В. К. Шебуев. 1825
История и время донесли до нас довольно много портретных изображений Димитрия Ростовского, что еще раз говорит об огромном почтении Святителя: ведь, как известно, портреты священнослужителей уничтожались в печальные времена надругательств над историей Отечества безжалостно и с особым пристрастием.
Чрезвычайный интерес представляет собой парсуна с изображением Димитрия, счастливо обретенная в наши дни одним из знатоков русского языка и русской истории во время его путешествия между Угличем и Калязиным. На парсуне слова: «Образ святителя Дмитрия митрополита Ростовского чудотворца. П.ж. (писал живописец — Н.В.) Федосий: Алексеев: сын: Соколов: 1793 году апреля».
Парсуна св. Димитрия Ростовского
Отрадно, что теперь эта парсуна, по любезному разрешению ее хранителя, введена, как говорят, «в научный оборот» (она опубликована в альманахе «Памятники Отечества» № 1/(17) 1988 г.), хотя точнее было бы сказать, что она подарена всем, кому дорога история Отечества. В силу разных причин первооткрыватель и хранитель парсуны просил меня не называть его имени.
5 июня 1991 года, в день ростово-ярославских святых, мощи Димитрия Ростовского, более полувека пролежавшие в музейных запасниках с тех пор, как были изъяты у Церкви, были торжественно и всенародно, с крестным ходом перенесены из Успенского собора на их законное место в Спасо-Яковлевском монастыре.
Перенос мощей св. Димитрия Ростовского из музея в обитель. 4 июня 1991 год
К этому событию в музее была открыта экспозиция «Дмитрий Ростовский и его время», в которой широко представлены портреты и иконы Святителя из фондов ростовского и других музеев страны.
Портреты Святителя Димитрия, созданные в начале зарождения российского портрета — это, по существу, начало галереи живописных образов русских писателей, которую увенчают потом портрет А. С. Пушкина работы О. А. Кипренского и портрет Ф. М. Достоевского работы В. Г. Перова. Это начало того процесса, в котором российские писатели и художники станут рука об руку идти в поисках правды жизни и художественных образов, что навечно войдут в фонд русского и мирового искусства.
Тогда же творчество Димитрия во многом находилось под влиянием агиографической литературы и греческих авторов и, конечно же, было целиком богословским независимо от жанра: выражалось ли оно в написании пьес или катехизических бесед, поучений или проповедей, исторических исследований или стихов.
Произведения Димитрия невольно побуждают провести аналогии с творениями Платона и Еврипида, в них же и начало той образности языка, которой прославлен позже золотой девятнадцатый век.
Св. Димитрий за работой над Четьими-Минеями. XVIII в. Музей-заповедник Ростовский кремль
«Нет возможности в скорбях не быть печальну и плачевну», — восклицает один из героев произведения Димитрия «Слово об утолении печали».
Построенное в форме диалога между скорбящим и утешающим, оно дает нам яркое представление о душевном состоянии самого Димитрия в то время, когда он занимал митрополичью кафедру в Ростове.
«Смотри, — ведет в «Слове» свою полную житейской и философской мудрости речь утешающий, — что врач творит больному: иногда горчайшее подает питие, когда-то и режет, и жжет, и многие болезни врачевание приносит.
Невозможно язву вылечить без болезни. Всякая же тварь не болезни, а здравия, не смерти, а жизни хочет тому, кто ее врачует. Ибо врач душ наших Бог, видя согнившие наши духовные раны, подобное им прилагает врачевание… Хоть и жестоких скорбей на наши раны изливает вино, но не без елея… Нужда есть быть наказаниям, ибо невозможно по-иному исцелиться ранам, как к болящему употребить врачевание, но нам, грешным, наказание… Наказание же Господне принимать должно с благодарностью, а не со скорбью, с терпением, а не с роптанием, с великодушием, а не с изнеможением…».
Христианский и литературно-нравственный подвиг Димитрия вдохновил спустя более сорока лет после его кончины самого Ломоносова написать эпитафию на серебряной раке, в которую были помещены мощи Святителя из его могилы в ростовском Спасо-Яковлевском монастыре. Эпитафия заключалась такими словами:
О вы, что Божество в пределах чтите тесных,
Подобие его мня быть в частях телесных!
Вперите в мысль, чему учитель сей учил,
Что ныне нам гласит от лика горных сил.
На милость Вышнего, на Истину склонитесь
И к матери своей вы Церкви примиритесь.
Богатство литературного наследия Димитрия определило его почетное место в словаре российских писателей, изданном в 1772 году Н. И. Новиковым, — первом сочинении подобного рода, а также в «Пантеоне российских авторов», составленном Н. М. Карамзиным.
По существу, первым исследователем творчества Димитрия стал краевед Андрей Александрович Титов. Собрав многие о нем документы, он ввел их первую классификацию, подразделив его сочинения на поучительные, апологические, исторические, драматические, а также поэтические, положенные самим Димитрием на ноты.
Но все это произойдет спустя десятилетия после смерти Димитрия, а пока эти сочинения еще создаются…
Мерцает свеча в митрополичьих покоях. Глаза Димитрия устало закрываются. Ему уже трудно следить за строчками — не помогают и очки, которые сделали для него лучшие немецкие мастера. «Есть хотение, но нет силы. И очища по-прежнему не глядят, и ручище пишущее дрожит», — отметит он в этот вечер в своем дневнике.
Завтра он пойдет в Яковлевский монастырь, пойдет пешком — коляски у него нет, потому что содержать ее не на что: все свои деньги он отдал училищу. Даже на погребение свое он ничего не оставил, указав в завещании, «…чтобы алчущие злата не искали оного в его храминах».
Перед сном он выйдет к маленькому пруду, посмотрит на небо, на убранство кремля. Он видел его таким, каким тот построен был митрополитом Ионой.
«Годы идут, — подумал митрополит. — Сколько еще осталось?”
Оставалось немного. Димитрий еще услышит радостную весть о победе русских войск под Полтавой. Через несколько недель после этого холодным осенним вечером его глаза закроются навеки…
Как и во всей срединной России, последние дни октября в Ростове особенно унылые: непролазные мокрые дороги, голые деревья, неотступная холодь остывающего Неро.
Осень 1709 года выдалась дождливой. В середине октября в Ростов пришла весть о намерении царицы Параскевы Федоровны шествовать из Москвы в Ярославль для поклонения чудотворной Толгской иконе.
За осенней распутицей такое путешествие сделалось крайне затруднительным, посему повелено было икону из Толгской обители перенести в город Ростов.
Это были последние вести из царствующего дома, дошедшие до Димитрия Ростовского, — кончилось его земное поприще, и не мог этого не чувствовать день ото дня слабеющий митрополит.
Призвав к себе архиерейского казначея иеромонаха Филарета, Димитрий объявил ему: «Се грядут в Ростов две гостьи: Царица Небесная и царица земная, только я уже видеть их здесь не сподоблюся, а надлежит к принятию оных готову быти тебе, казначею».
Димитрию уже трудно было говорить — начинались сильные приступы кашля.
Митрополит предчувствовал свою кончину — он ждал ее, он готовился к ней, готовился всю свою жизнь. «Смерть подобно вору и хищнику, — говаривал он, — когда не думаешь, тогда скорее всего придет и подкрадется к тебе».
Уже два года минуло с той поры, как он составил духовную грамоту — свое завещание. «Не ведаем, когда Господь придет, — написал он в ней, — в вечер или в полночь, или при песнопении, или утром, да не придет внезапно, застав нас спящими…»
Не смерти своей боялся Димитрий, а неприготовленности к ней — этого в течение семи веков ко времени Димитрия заповедывали страшиться наставления русского православного монашества, дабы, по словам молитвы Василия Великого, быть «не падше и обленившеся, но бодрствующе и воздвижении в делание обращемся готови…».
«В делании умереть» — эта одна из краеугольных христианских заповедей — в течение веков воплощалась в делах и в жизни российского населения необыкновенно и многообразно.
Пройдет полвека после Димитрия, и это молитвенное стремление к «деланию» обретет эпитет «умное» в труде «Крины сельные, или цветы прекрасные» старца православного Нямецкого монастыря в Молдавии Паисия Величковского — русского святого, канонизация которого произошла во время празднования 1000-летия Крещения Руси.
Эта традиция еще позже обогатится неустанными заботами Николая Японского, расширившего пределы русского духовного влияния до самой столицы Страны восходящего солнца, умножится благодатным врачеванием общественных недугов оптинскими старцами, прирастет трудами тысяч и тысяч православных подвижников.
В конце концов, дело не в эпитетах, а в утверждении норм жизни, посвященной служению Богу и ближнему, и в том замечательном видоизменении русской аскезы, которую она претерпела со времени киево-печерских молитвенников и молчальников, в большинстве своем не оставивших никакого рукописного слова, к годам написания и печатания обширных богословских трудов Димитрием Ростовским, Иоанном Тобольским.
Творения Димитрия имеют непреходящую ценность, потому что обращают нас к устроению мира и благодатного душевного покоя в те времена, когда осмысление истории происходит в бурных дебатах сторонников традиционного социального мышления с теми, кто так или иначе опять стремится к такому общественному устройству, которое гарантируется актами собственного изобретения…
Публикация:
Визжилин Н. Н. Ростов Великий. Историческое эссе. М.: издательство «Мир Отечества», 1992. С. 54 — 61.
